Отзывы

Стихи Жаркова поражают своей искренностью. Он и сам это знает:

Автор делится с читателем глубоко личными, нерадостными мыслями о своем бытии:

Но установка на искренность - это прием.
Отсутствие рифм - тоже прием.
В других стихотворениях рифмы появляются, но небрежные: некото¬рые строчки связаны между собою созвучиями, их соседки - нет. И эти слу¬чайные рифмы - прием: мол, неважно, что сделано грубо, несовершенно. За¬то искренне.
Поэтому так много верлибров: дескать, мне не до соблюдения ритма, не до поиска рифм. Лишь бы схватить мысль и закрепить ее на бумаге.
И так много у Жаркова текстов, состоящих из трех - пяти стихов. Вот, я что-то почувствовал, уловил и записал. Из бега времени, из потока созна¬ния удалось вырвать клочок — и моя задача выполнена. Цель достигнута. А на большее я и не претендую.
Ну как Жаркову не поверить? Сырые мысли. Сырые образы. Шершавые. Необработанные, не отлакированные.
А на самом деле и отказ от ритма и от строгой рифменной системы, и лаконизм, идущий от японских танок и хокку, и шершавая поверхность строк - это все приемы.
Перед нами мастер.
В основе словесного творчества всегда лежит конфликт. Нет конфликта - нет катарсиса. Каждый истинный мастер приходит со своими приемами остраннения: Он знает, как сделать свои творения странными для читателя, непривычными, чтобы остановить его внимание, привлечь, овладеть. Лирика может вырасти из противоречия «я его люблю, а он меня не любит». Из трагедии «я хочу служить моей стране, а она мое служение отвергает». Пафосом лирики может стать боль: «Я сердцем сросся с деревней, а ее у меня на глазах разрушают».
У Жаркова - свои приемы остраннения. (О масштабе дарования не го¬ворю, с Ахматовой, Маяковским, Есениным его не сравниваю). «Я искренен; ради того» чтобы рассказать о себе всю правду, я жертвую искусством», - на каждом шагу доказывает он нам.
И делает это мастерски. Да, перед нами мастер.
Если пишешь классическим стихом, сам метр, и строфика, и рифмы подсказывают читателю: это поэзия. Может быть, ее и нет, но если аккуратно чередуются ударные и безударные слоги, стихи объединяются в строфы и скрепляются рифмами, добрый читатель готов простить скудость мысли, отсутствие воображения.
Если пишешь верлибром, или русскими танками, или хокку, изволь вы-сказывать неожиданные, парадоксальные, остроумные, глубокие мысли. Находи оригинальные образы. Только они оправдают отсутствие строгой формы. Поэт как бы говорит: мне не нужны побрякушки традиционной стихо¬творной речи; они лишь заглушают мой поэтический голос. Как в стихотво¬рении «Реанимация»:

А душа... Душа поэта от нас закрыта. Мы топчемся на пороге души. Что там? Каменоломня? Золотой прииск?

В этой книге читатель встретит неприхотливые бытовые зарисовки, и размышления над сложностями жизни, и, конечно, стихи о Музе – поэзии, и стихи о Музе – женщине, и о дочерях, и о русской природе, и о природе Латвии, о природе доброй и злой. Здесь мечта о небе, горькие слова о горькой беде, сдержанные слова о нелёгком счастье. И трудное самопознание:

Для Жаркова жить в поэзии так же естественно, как дышать. Если бы он не знал, что она существует, то изобрёл её наново. А если бы поэзия не существовала, он бы её выдумал. Стихи – это кратчайший путь от сердца к сердцу.

Жарков никак не старается, чтобы то, что он пишет, было похоже на поэзию, к которой мы привыкли: глядите, мол, я пишу стихи.

Стихотворения Жаркова многим обязаны японской поэзии, в первую очередь её основной форме хокку (хайку) с её недосказанностью, намёками, ассоциативностью, лаконизмом. Хокку состоит из трёх строк, семнадцати слогов; первая и третья строки коротки, по пять слогов, средняя длиннее – семь слогов. Жарков не копирует эту форму, но преследует те же принципы: немногословность, экономность, многозначность контекстов.

Стихотворений много, они разные, выразительные, поэтому панорама нашего времени получается объёмная, с проработанными деталями.
За стихами стоит смелый человек, смелый поэт. Смотрит жизни прямо в глаза. Выдаёт скупые, весомые образы. И немногословная лирика приобретает достоверность документа.

И всё-таки эта книга о любви. К жизни. К земле. К женщине.

Басинский Павел (Москва, журнал «Октябрь» 2004 г. №4)
Журнал «Новый мир» 2006 г. №2 и 2007г. №10